НА ЧЕРНО-БЕЛОЙ фотографии – неуклюжая и неулыбчивая девочка сосредоточенно играет на виолончели в странном платье в оборочках. Мать – великая оперная певица Мария Максакова – создала для дочери этот музыкальный монастырь, куда можно было укрыться от мира, где уже был страшный для нее 1937 год, война и прочие «минуты роковые». [b]Превращение в лебедя[/b] Отца, оказавшегося на оккупированных гитлеровцами территориях и не вернувшегося в СССР, девочка так никогда и не увидит. Практически единственный ее маршрут пролегает между Центральной музыкальной школой (класс профессора Кнушевицкого, которого вскоре изгонят из консерватории) и домом, куда ей не велено приводить подруг. По дороге ей иногда достается, и пребольно, от мальчишек, которые не могут равнодушно смотреть на ее пелерины и огромный футляр. От страха и застенчивости она порой машинально переходит на французский, которому в детстве ее научила гувернантка. Иногда этому гадкому утенку мучительно хочется, чтобы его пожалели, и тогда девочка с виолончелью начинает, например, старательно хромать, чтобы привлечь к себе внимание прохожих и вызвать их сострадание. Превращение в прекрасного лебедя произошло почти стремительно. Однажды на экране маленького телевизора с линзой Людмила Максакова увидела умопомрачительного красавца, одетого в бархат и по-французски объясняющегося в любви. Красавцем оказался Василий Лановой, а Щукинское училище всегда славилось своей кафедрой французского. И, отказавшись от мыслей о филфаке («дворянский» набор из французского и немецкого был в активе), Людмила Максакова поступила туда, чтобы уже через несколько лет оказаться с Лановым на одной сцене. Впрочем, немецкий ей здорово пригодился в жизни: второй муж Людмилы Максаковой – немецкий физик Петер Андреас Игенбергс. Их брак прошел много проверок на прочность, одна из которых – ненависть иных коллег, узнавших о браке с иностранцем, негласный запрет на съемки и гастроли. Судьба дочери невольно зарифмовалась с судьбой матери, Марии Максаковой, попавшей в опалу после расстрела ее второго мужа, дипломата Якова Давтяна. И только новый каприз Сталина («А где это моя Кармен?») вернул ее на сцену – к ледяному приему партнеров и стоячим овациям зрительного зала. [b]Эталон для вахтанговцев[/b] Пригодилась и музыка – Рубен Симонов искал молодую актрису с голосом и музыкальностью на роль Маши из «Живого трупа» и выбрал Максакову. Два года длилась работа над ролью. Петь романсы Максакову–Машу учила сама Алиса Коонен, знавшая цыган не понаслышке. После премьеры Симонов написал: «Дорогая моя Люда, пусть радость первой удачи на сцене Театра Вахтангова сопутствует вам всю жизнь. Пусть то истинно взволнованное отношение молодости, с которым вы делали первую роль, живет всегда в вашем сердце. Любящий вас Рубен Симонов». Еще через два года Симонов восстановил легендарную «Принцессу Турандот». Собственно именно эта, вторая, версия – с Лановым, Яковлевым, Борисовой, – заснятая на кинопленку, объехавшая многие страны, и стала эталоном для последующих поколений вахтанговцев. Тогда как первая осталась легендой. Само участие в этой работе вводило актера в ряд корифеев. Людмила Максакова сыграла в этой версии татарскую княжну Адельму. [b] Особое амплуа[/b] Режиссеры искали и находили в ней самые разные грани: стать Серебряного века и лицедейское хулиганство, мягкость и остроту, женственную кротость или железную волю и въедливый ум, память о великом искусстве или желание рискнуть в работе совсем молодого режиссера. «Раздвоиться» на сцене, как, например, в «Пиковой даме», – на капризную старуху и дивную красавицу из прошлого. Сыграть трагедию любви, которая не вмещается в рамки обыденной жизни, или рассмешить до слез россыпью водевильных миниатюр. Высмеять и одновременно воспеть его величество театр, его грех и святость, проклятие и величие. А то и просто сделать кульбит через голову, лукаво подмигнув залу, – все это во власти Людмилы Максаковой. Ее обожают студенты, любовно называя свою наставницу «Людок» чуть ли не в глаза. Ее уважают коллеги: отдельное амплуа Людмилы Максаковой – участие в самых весомых театральных конкурсах в качестве члена жюри и «вручанта» какой-нибудь премии. Ее поздравления лауреатам – это каждый раз феерические номера, дарящие победителю крылья за спиной в придачу к основной награде. А само ее присутствие в театральной среде – гарантия того, что еще не «все разрешено». Вот он, критерий.